Совместный проект НАГ.РУ и ЛЮБИМЫЙ ГОРОД. Юлия Прудникова. ПОСТ МОРТЭМ

Совместный проект НОВАЯ АЗОВСКАЯ ГАЗЕТА.РУ и ЛЮБИМЫЙ ГОРОД уже реализуется. Подробности читайте на ссылке:
http://azovnews.ru/news/azov_news/13304-vnimanie-sovmestnyy-proekt-nagru-i-lyubimogo-goroda-publikuem-vashi-stihi-i-prozu.html

Вот одно из первых сообщений, пришедших на электронную почту whineazov@yandex.ru

Здравствуйте, увидела ВКонтакте ваш клич. Отправляю вам на суд свой рассказ. Если понравится - у меня еще есть, если нет или не ваш формат, ну и ладно, спасибо, что прочли. Меня зовут Прудникова Юлия, мне 32, мама в декрете, по специальности - инженер сметчик...

                                  ПОСТ МОРТЭМ

Меня зовут Лидия, мне двадцать пять лет и я фотограф. Вот собственно и все, что я могу о себе рассказать, хотя нет, я могу рассказать это немного подробнее. Худенькая черноволосая девушка с ежиком на голове, в неизменных кедах и с рюкзаком за спиной. 

Мои руки опутывают множественные кожаные фенечки, и всегда наперевес мой верный товарищ и брат – дорогущий зеркальный фотоаппарат, который я берегу как зеницу ока и одновременно нещадно эксплуатирую.

Меня можно назвать человеком искусства, но к искусству, как к
таковому, я мало себя причисляю. Мои клиенты довольны мной, но стандартные свадебные фотосессии и портреты разукрашенных пустоголовых девиц – это лишь одна сторона моей
деятельности. Я люблю фотографировать … эммм… совсем другое…

Все началось с того, что родители подарили мне пленочный фотоаппарат на мое тринадцатилетие. Тринадцать лет… Хм… как символично. Тринадцать считается мистическим числом, а именно все мистическое, странное и непознанное привлекает меня больше всего в жизни. Если это картины – то неизменно Иероним Босх или Уильям Блейк,  если книги – то Булгаков, Атеев, Кинг и иже с ними. Так вот с тринадцати лет и начался мой путь фотографа. 

Я взяла свой новенький фотоаппарат в школу и сделала там свои первые
снимки. Погода была весенняя, всюду пахло черемухой и сиренью, ярко светило солнце и мы с моей лучшей подругой Ленкой решили прогуляться и, конечно же, наделать себе кучу хороших снимков, как бы сказали сейчас – «на аватарки», но социальных сетей не было тогда и в помине, поэтому просто для альбома.

Гуляя по майским улицам, вдыхая невероятный аромат и болтая о первых романтических чувствах, на тот момент возникших тогда уже в наших юных сердцах, мы увидели на земле выпавшего из гнезда птенца.

Животных я не любила, и птиц у меня никогда не было, поэтому
вид неоперившегося сморщенного птенца живо вызвал во мне смесь жалости и брезгливости.

- Что же нам делать? - заголосила Лена, - давай его вернем обратно в гнездо, он же погибнет!

Несмотря на практически полное равнодушие к судьбе птенца, я все же посмотрела на дерево в поисках его родительского гнезда, но найти его не смогла, да и дерево было огромное и уже изрядно обросло свежей листвой.

- Бесполезно – констатировала я, чем вызвала град слез и вопли у Ленки, - ты же понимаешь, что он все равно умрет, не задерут кошки, так с голоду или живодеры замучают. Надо что-то...

Лена посмотрела на меня умоляющими глазами в поисках ответа и правильного решения, но правильное, с моей стороны, решение абсолютно не вписывалось в Ленкины каноны. Я увидела неподалеку лежащий кирпич, подняла его и занесла над птенцом. И… и ничего… я
не смогла этого сделать… как же это сложно…убивать. 

А в фильмах показывают по-другому, там человеческая жизнь не стоит ничего и убить человека – как раз плюнуть. Почему же мне
так сложно с птенцом, который, к тому же, вызывает у меня отвращение?

Но оставлять так его нельзя. Что же делать? Ленка, обидевшись на мою спасительную, как мне казалось тогда, жестокость с ужасом убежала домой и потом две недели со мной не разговаривала.

Лена-то ушла. А я осталась. Убить птенца теперь было делом всей моей жизни, причем я преследовала благородные намерения. Вот кирпич опять в моих руках, но нет, нет, бить я не буду, просто не смогу. Я заношу кирпич над птенцом на расстоянии примерно сантиметров 50-60 от земли и… отпускаю его. Как же это трудно. 

Глухой звук удара кирпича об асфальт, какой-то чавкающий звук и тишина. Стою, молчу, надо уходить, но я никуда не иду, на моих
глазах слезы. Я убийца, я убила живое существо. Какой-то внутренний голос говорит мне о том, что я спасла его, но мы то с вами точно знаем… Я не могу уйти. 

В тот момент мне отчего-то казалось, что надо убрать кирпич и посмотреть на птенчика, нельзя просто так уйти. Трясущимися руками я судорожно убираю кирпич и вижу то, что, собственно, и представляла – расплющенный окровавленный трупик такого маленького и беззащитного
некогда живого существа.

В тот момент я ненавидела себя, мне было так плохо, так ужасно плохо, что все радости мира не смогли бы сделать меня счастливее. Самое ужасное – это ненависть к себе, врагам ты можешь отомстить, про предателей – забыть, от изменников отречься, но нельзя же отречься
от самой себя.

В этот момент моя рука инстинктивно полезла к моему новенькому
фотоаппарату, к той вещи, о которой я так долго мечтала и просила у родителей. Я взяла его и отчего-то, сфотографировала мертвого птенца.

Зачем я это сделала? Не знаю. Я долго думала над этим, но ответ ни разу не соизволил появиться в моей детской голове. Просто сделала и все, сделала и забыла, иногда так бывает.

Отщелкав пленку, я побежала в фотоателье распечатать заветные снимки.

Получить готовые фото в ателье – это настоящий восторг, современная молодежь, к огромному их сожалению, лишена этой радости. Они наперед знают, как будут выглядеть глянцевые или матовые фотокарточки, да и к тому же фотографируются сейчас гораздо чаще и нет того волшебного
таинства фотографии. 

Эти чувства я помню до сих пор, приходишь отдавать пленку, судорожно ждешь сутки, а то и больше, потом получаешь заветный конверт и еще не знаешь, все ли фото такие как ты хотел, а может самый драгоценный снимок был засвечен или испорчен закрывшим объектив пальцем? Все ответы находятся в таком заветном упругом конверте, с которым ты быстренько бежишь домой, чтобы, расположившись поудобней в
кресле и вымыв тщательно руки, с удовольствием приступить к рассматриванию.

Так и я бежала в тот день с драгоценным конвертом, я не могла открыть его, сидя на лавочке в парке, где на меня смотрят остальные, это же таинство.

Прибежав, вымыв руки, дабы не запачкать своими отпечатками драгоценный глянец, я по одной начала просматривать свои первые, сделанные лично мной, снимки.

Вот мы с Ленкой на уроке математики, вот мы всем классом с Зинаидой Викторовной, вот я одна, а здесь мы дурачимся, здесь Мишка Пантелеев
поставил мне рога – сволочь эдакая, а здесь…птенец.

Слезы не заставили себя ждать, я тут же разрыдалась, мысленно перенеся себя в тот самый день. Хорошо, что не было дома родителей, лишние вопросы мне ни к чему. Слезы высохли, а я все лежала и вертела в руках
фото с птенцом. Посмертное фото…

Как позже я потом узнала, данный жанр фотографии называется пост мортэм. На фотографиях данного типа снимали усопших родственников, как живых. Особенно это было распространено в Англии в Викторианскую эпоху. Подобная фотография считалась искусством, а фотографы снискали себе большую порцию славы, делая такие мрачные снимки. 

Очень много было в то время портретов детей, так как из-за отсутствия лекарств, надлежащего уровня медицины и несоблюдения простых правил гигиены детская смертность была высока. Такие фото я подолгу и с удовольствием рассматривала, как и свой первый снимок, сделанный в стиле пост мортэм – изображение убиенного птенца.

В какой-то момент фотография показалась мне красивой, очень красивой и одновременно отталкивающей и пугающей, в этом сочетании было что-то, что вызывало чувство удовлетворения. И в тот момент я решила, что это будет первая фотография в моем «особом» альбоме. Нет-нет, я вовсе не стала маньячкой, которая специально кого-то убивает для
пополнения своей коллекции, подобно героини фильма «Галерея». 

Я, как мрачный жнец, приходила к почившим животным и делала снимки того, за кого природа или случай уже все решили. Мне казалось так я забираю их душу и дарую покой. После птенца в моей коллекции
появилось фото обглоданного голубя, сбитой машиной собаки, окоченевшего кота.

Я больше никого не убивала, да и не смогла бы этого сделать, так как, по сути, была наблюдателем, а не участником. Но и не предпринимала попыток к спасению.

Однажды я увидела, как кошки задрали голубя, и могла легко разогнать их и подарить птице жизнь, но вместо этого молча стояла и наблюдала, выбрав в подарок несчастному живому существу антипод жизни. Когда голубь перестал трепыхаться, и было очевидно, что он приказал долго жить, я все же разогнала кошек и сделала свой второй в жизни пост мортем, после чего спокойно развернулась, оставив голодным животным вожделенную трапезу. 

Фото свежей смерти намного больше привлекало меня, чем фото тлена, в нем не было той тонкой грани между еще живой, бьющейся в агонии, сущности и небытием. Хотя небытие, которое я запечатлевала в виде засохших мышей и окоченевших кошек тоже имело место в моей
коллекции и в сердце.

Свое творчество я никому не показывала, точнее самую сокровенную часть своего творчества, охотно при этом делая профессиональные не по возрасту снимки своих подруг, знакомых и родителей. Но все в жизни должно эволюционировать, в том числе и увлечение, иначе оно приедается и перестает быть таковым. Так произошло и со мной – той, которой до
ужаса надоели дохлые коты. 

Однажды я стала свидетельницей аварии, легковушка сбила
прохожего старичка, который в силу своей немощности, а может в силу случая не мог спастись от несущейся на него с огромной скоростью легковушки. Все произошло у меня на глазах, быстро, скоротечно… Раз – и дедуля летит над землей, аки супермен. Но суперменов в жизни не бывает и дедуля, испытав на прощание минуту славы перед лицом
импровизированного зрительного зала, состоящего из свидетелей происшествия, отдал приказание долго жить.

Ошарашенная, я просто не могла пройти мимо, подбежав к покойному, сделала несколько снимков и возбужденная убежала. Сердце билось с утроенной силой, в висках пульсировала кровь, я тяжело дышала. Увиденное впечатлило и возбудило настолько, что я была не в силах
соображать. Отдышавшись, подумала, что сошла с ума.

Это не может быть нормальным, это же ужасно, как смерь человека может радовать? Как? Борясь с собой я убеждала себя, что у меня шок и помутнение рассудка, но внутренняя Лида знала, что ее коллекцию ждет
грандиозное пополнение…

Осталось придумать, как распечатать фото, чтобы не было лишних
вопросов.

Распечатать оказалось трудно, даже пришлось пообщаться с психологом. Тогда я решила, что стану профессиональным фотографом, чтобы ни одна живая душа не осудила меня за маленькое хобби, которое планировалось стать профессией.

Устроюсь в какую-нибудь газетенку и буду делать фото для рубрики чрезвычайных происшествий, а параллельно снимать свадьбы, детей и тупоголовых кур. Все идеально придумано. 

Так я и жила, поступила на журфак, параллельно занималась фотографией, посещая морги, кладбища и прочие места, которые посещает смерть. Иногда со мной были единомышленники, но их интересовало все в плане напиться и что-нибудь учудить. Мой же смысл был иным, я
пополняла свою «особую» коллекцию.

Моей мечтой было попасть в какую-нибудь горячую точку, поснимать взорванных боевиков, я с жадностью рассматривала подобные хроники в
интернете.

В моей коллекции множество интереснейших фото, интересных для меня – зрителя же они приведут в настоящий ступор и вызовут ненависть к моей скромной персоне. Не сочтите меня однобокой личностью, это не единственное, что я люблю снимать.

Однажды мне в голову пришла идея создать абсолютно противоположный альбом для контраста, то есть запечатлеть жизнь. 

В этом альбоме я хотела отобразить все максимально живое и
естественное. Как раз был май на дворе, как и в тот день, когда впервые ко мне в руки попал мой первый, еще тогда дешевый, фотоаппарат. Я гуляла по зеленым майским улицам, вдыхала аромат черемухи и фотографировала.

Хорошая у меня была задумка, казалось мне, в жизни тоже что-то есть.
Отчего-то мне хотелось поехать в зоопарк, просто так, вдруг, внезапно и, причем, в первый раз в жизни.

Я посчитала, что различные виды животных прекрасно дополнят мой новый
альбом, были зверьки мертвые, стали живые – что-то в этом есть. Мой взгляд остановился на самце белого медведя. Не знаю уж, чем он меня привлек, маленький, не такой, каких показывают по телевизору, шкура грязная и желтоватая.

Нет, он определенно не олицетворяет жизнь, этот зверь явный синоним неволи и плена. На медведя можно было посмотреть с двух ракурсов: первый – за стеклянной перегородкой, второй – подняться по
лестнице и посмотреть на него сверху без всяких стекол.

Посмотрев внизу, я решила подняться наверх и немного его поснимать. Зрелище ходящего туда-сюда медведя меня быстро утомило, но ноги мои гудели от длительной прогулки, и идти никуда не хотелось.

Я начала его злить, строить рожи, кричать, мне хотелось, чтобы он зарычал, чтобы показал свою звериную сущность, чтобы дал мне понять, что такое настоящая жизнь, а не жалкое ее подобие, которое он сейчас олицетворяет.

Поставив фотоаппарат на штатив, включив автоматическую съемку, а сама принялась злить медведя. Мне это, не скрою, доставляло удовольствие, я вошла в раж, кинула в него яблоком, хотя, конечно же, знала, что кормить
животных, а тем более медведя яблоком нельзя. Я дразнила медведя, и действие возымело успех, медведь рычал, фотоаппарат фотографировал, я ликовала.

Но тут, как в самом плохом фильме ужасов у меня закружилась голова: вегето-сосудистая дистония дала о себе знать. На секунду я потеряла ориентацию в пространстве, а дальше я уже летела вниз головой через перила в логово зверя.

Из ощущений я помню только глухой удар о землю. Было ли мне больно? 

Не помню, помню только, как разъяренный медведь подбежал ко мне и начал рвать мое тело, а фотоаппарат все продолжал и продолжал
фотографировать...

Где-то, паря в невесомости, я наблюдала эту картину, что я чувствовала в
тот момент, о чем думала – не помню, но твердо знаю, что это было самое лучшее фото пост мортэм в моей жизни…