От Гоголя до Роскомнадзора

Доступное жителям России интернет-пространство продолжает сужаться. Из свежих потерь — сайт Общества защиты прав потребителей и замороженный проект Lurkmore. Кроме того, принятый на днях Госдумой в окончательном чтении законопроект о «праве на забвение» в интернете позволит пользователям цензурировать информацию о себе в сети задним числом, и можно, в общем-то, уже сегодня примерно догадаться, кто воспользуется этим правом. Самое время поговорить о цензуре как феномене — не затем, чтобы что-либо менять (рычагов воздействия на власти у общества сегодня практически не осталось), а с чисто общеобразовательными целями.

Ведь цензура, хотя на первый взгляд и воюет с культурой, по сути является ее частью. Простой пример из школьной программы. Середина XIX века, времена николаевской реакции и золотой век русской литературы одновременно. Николай Васильевич Гоголь публикует «Выбранные места из переписки с друзьями», книгу, в которой ищет ответа на классический вопрос «как нам обустроить Россию?». Немедленно после публикации в 1847 году разражается громкий литературный скандал.

«В течение двух месяцев по выходе книги она составляла любимый, живой предмет всеобщих разговоров. В Москве не было вечерней беседы, разумеется, в тех кругах, куда проникают мысль и литература, где бы не толковали об ней, не раздавались бы жаркие споры, не читались бы из нее отрывки», — сообщал современник.

По поводу этой книги Белинский напишет Гоголю знаменитое открытое письмо со словами, которые во многом актуальны до сих пор: «Россия видит свое спасение не в мистицизме, не в аскетизме, не в пиэтизме, а в успехах цивилизации, просвещения, гуманности. Ей нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и навозе, права и законы, сообразные не с учением церкви, а с здравым смыслом и справедливостью, и строгое, по возможности, их выполнение. А вместо этого она представляет собою ужасное зрелище страны, где люди торгуют людьми, не имея на это и того оправдания, каким лукаво пользуются американские плантаторы, утверждая, что негр — не человек; страны, где люди сами себя называют не именами, а кличками: Ваньками, Стешками, Васьками, Палашками; страны, где, наконец, нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей».

В защиту Гоголя стоит заметить, что те «Выбранные места из переписки с друзьями», которые прочитали его современники, были фактически сфальсифицированы цензурой. Пять статей были вычеркнуты целиком («Нужно любить Россию», «Нужно проездиться по России», «Что такое губернаторша», «Страхи и ужасы России» и «Занимающему важное место»). В оставшихся цензор смягчил или заменил всё касающееся критики высших дворянских слоев, бюрократического аппарата, намеков на исторические события в недавнем прошлом (а именно на декабристское восстание — событие, о котором в николаевское время было положено молчать, как о небывшем).

Никто не позволил Гоголю публично порассуждать о Николае I и роли монарха (а он пытался!), была исключена характеристика семьи Романовых, высказывания о прошлом России, фраза о том, что в бюрократических учреждениях один действует «в европейском духе, а другой, наоборот, в древнерусском»; и фраза о том, что чиновник «станет даже утверждать, что для поддержания чести русской нации нужно задать пыль иностранцам, и потребует на это деньги...» Из заголовка статьи «Чем может быть жена для мужа в простом домашнем быту» убран конец «при нынешнем порядке дел в России»... Короче, цензором была проделана колоссальная работа.

В результате публика обсуждала книгу, не имевшую почти ничего общего с авторским замыслом. Это пример того, как цензура выступает в роли влиятельного культурного фактора. Воздействие цензуры на авторов может быть и другим. Кто-то начинает вести тайные дневники или писать романы в стол, кто-то подвергает свои творения автоцензуре. Некоторые продолжают творить так, словно цензуры не существует, и получают от современников почетное звание сумасшедшего.

Часто автоцензура срабатывает так, что человек искренне перестает ее замечать. Как говорят сегодня, существуют рамки проекта, внутри которых авторы со временем привыкают себя комфортно чувствовать. В любом случае искажению подвергается все культурное поле.

Понимание работы подобных механизмов, когда одна часть общества выступает в роли родителей, запрещая большому числу условных детей доступ к некоей вредной для них информации, помогает обществу четче увидеть себя и то, что с ним происходит. Ведь благодаря цензуре искажается объективное представление общества о самом себе, а часть серьезных проблем просто исключается из поля возможного анализа, так что в этом месте образуется слепое пятно, в то время как сами проблемы остаются и оказывают серьезное влияние на жизнь в стране.

Мариам Новикова

Источник: http://lenta.ru/columns/2015/07/04/culturmultur/